Так или иначе, среда непосредственно личного общения меняет и уехавших, и оставшихся. Среди второй категории возьмём не диссидентски мыслящих и не удалившихся во "внутреннюю эмиграцию", а находящихся в состоянии неопределённости, которое они считают защитным.
Это состояние понятно психологически, хотя не этически: людям нужно для душевного самосохранения как-то "заякориться" в зоне устойчивости. Состояние зачастую колеблется в диапазоне от "бытового путинизма" до вполне критического и объективного осознания того, что страна упала в пропасть, а её руководство враждует со всем миром, используя население в корыстных целях и прикрываясь идеологией, что Кремль сокращает народ на многие поколения вперёд, то есть является врагом номер один.
Не имея целью перечислить категории и подкатегории, заметим фактор, которым нельзя пренебрегать, а именно динамику процесса. По мере того, как власти всё больше запутываются в СВОих преступных деяниях, они создают для населения ситуацию, при которой людям с каждым днём требуется больше усилий для сохранения даже минимальной душевной устойчивости. Соответственно, Кремлю через пропаганду приходится интенсивнее отравлять сознание масс, и это зачастую получается слишком печально и наглядно.
Иначе говоря, названная часть движется или может двигаться в одном направлении, в то время как другая, находясь вне прямого действия кремлёвской пропаганды и живя в совершенно иной среде непосредственного прямого общения, развивается противоположно. Дело в том, что две разные системы, так или иначе, на данном этапе расходятся друг от друга или имеют тенденцию отдаляться от тех сфер взаимного соприкосновения, где прогрессивно мыслящие могли бы идеологически отрезвлять отравленных путинщиной людей.
Когда же и если начнётся массовое возвращение с захватнической войны её российских вторженцев, тогда среди населения в ещё большей мере будет насаждаться культ "новых фронтовиков", страна уже в личном общении увидит не только криминальную сторону жизни, привозимую с фронта, но и оправдание ситуации, глядя на раны, последствия контузий, все стороны ПТСР и выводя за черту осознанности факт, что жалеет, увы, участников военного международного преступления, хотя они и являются жертвами захватившей страну банды: "рядовые" люди – родственники, одноклассники, друзья – их деяний на линии вторжения не видел никто из "тыловых", но увидят лишь страдания здесь и сейчас и пожалеют, что совершенно логично внутри страны. Неизбежна и романтизация – такова часть от сложного механизма человеческой психики, стремящейся примириться с разнообразной травмирующей реальностью.
Да, пойдёт процесс и отрезвления, и размежевания в российском социуме, при этом он будет, в динамике, уже другим, "внутренним". А вот "внешние" россияне оказываются и окажутся дальше и дальше от находящихся внутри страны. Существующие сегодня расходящиеся векторы в понимании процессов и реагирования на них станут отчётливее несовместимыми, что естественно для противоположных процессов. То есть, уехавшим зачастую уже сейчас становится сложнее "достучаться" до сознания остающихся, а будет "достучаться" порой невозможно – "частоты сигналов" не сойдутся!
Выведенные судьбой из области "облучения путинщиной" эмигрировавшие люди уже сейчас регулярно испытывают растущие трудности в общении с оставшимися: разрыв в восприятии совершенно простых явлений, разные степени эмоциональности и разные эмоции в реагировании на одно и то же. Даже предпочтения в шутках, эстетика в подаче и понимании как целых мыслей и высказываний, так и фраз, – речь идёт об отдалении смысловых полей, причём, если каждый читающий задумается об этом, то он вспомнит примеры из личного опыта.
Несомненно, здесь выделен только один из актуальных секторов общей темы уехавших и оставшихся. Безусловно, везде есть индивидуальность. Конечно, всё динамично, пластично, имеет множество аспектов, исключений, но...
...Но тревожная часть вполне может быть выражена так: со временем, даже при наличии "вдруг сложившихся" изменений в России, многие из живущих, вероятно, спросят себя, а надо ли возвращаться туда, где возникла, по сути, уже другая социально-культурная и психологическая среда, нежели в той России, из которой пришлось эмигрировать годы тому назад?
"Та", "былая" страна, из которой уехали, возможно, станет восприниматься, при всех ужасах и рисках прошлого, в качестве даже более "доброй", окрашенной ностальгически, нежели будущая страна, которая нас не ждёт, с её растущими нотками жестокости во всё более огрубевающих, ужесточающихся бытовых разговорах, с ужесточающимся речевым и поведенческим реагированием на, казалось бы, нейтральные темы, с обидчивостью и склонностью допустить гибель близких, себя и всей планеты.
Есть печальный риск того, что задумавшийся в будущем вернуться в покинутую страну прогрессивно мыслящий россиянин окажется в среде, резко отличающейся от того образа, в реальное воплощение которого он возвратится. И это окажется для многих крушением идеализма и убийством – как надежд, так и самих вернувшихся, которых запросто распнут некогда оставшиеся. За что? За сформировавшуюся непохожесть...
