Рассматривая вероятность дальнейших нападений кремлёвского режима на другие страны, важно держать в поле зрения не только расклад сил в международном аспекте, но и то, как именно видится ситуация внутри России.
Да, экономика и демография печальны. Да, в таком положении нападать, скажем, на страны Балтии и Польшу как бессмысленно, бесперспективно для российской хунты, так и просто опасно в степени безумия. При этом разум, стратегия – не суть процесса с кремлёвской стороны, точнее, агрессор видит иные грани и пользуется этим, считая свою линию рациональной.
Что видит агрессор? У него сложилась картина, где уровень жизни населения понижать не только можно, но и путь к этому желателен и совершенно открыт, разве что нужно только вовремя включить свою пропаганду ещё в новом количестве и качестве.
Кремль верит в эффективность пропаганды, навязывающей культ грубой силы, правоты по принципу "потому что мы так хотим".
Агрессор видит, что у него в подчинении – заложники, которые во множестве аспектов давно страдают не просто "стокгольмским синдромом", а готовы проявить инициативу внутри страны на пользу хунте.
Властям выгодно то, что подчинённые им люди поневоле включены в агрессию всеми СВОими Zаработками, а также работая на систему, будь то воспитание детей и юношества в духе рашизма, труд на производстве, на госслужбе, в бизнесе, планирование логистики, сопутствующие процессы, уплата налогов и вся жизнь, которую агрессор подмял под войну. И, зачастую, процесс тотален.
Если же смотреть по встречному направлению, "снизу вверх", то население, масштабно говоря, не видело никогда ни материально достойной жизни, ни свобод. Соответственно, когда мы говорим, что ситуация при дальнейшей путинской агрессии у людей ухудшится, тогда важно помнить: люди уже находятся на том уровне приятия таких рисков, когда эти риски вполне оправдываются ими и готовы воплощаться в повторении действий, приводящих к катастрофе.
Беда в том, что физически у жителей отдалённых друг от друга населённых мест часто и системно нет ни финансовой возможности жить самостоятельно от хунты, ни должного – гражданского – самосознания, ни элементарной фактической образованности.
При этом путинщина ввела в обиход обратную систему идей, когда потерять близких на агрессивной войне, погибнуть самим, будучи агрессорами, претерпеть ограничения прав и свобод – это норма: видимо, скоро ставший достоянием истории лозунг из советских букварей – "мы не рабы, рабы не мы" – превратится в "экстремизм".
Рашизм соединяет крепостничество, гнёт большевизма и вонь нацизма так, что людям внушается система взглядов, при которой вторгнуться в другую страну можно и нужно, не считаясь с человеческими моралью и разумом. Можно ли победить? – а неважно: любой результат, включая летальный, можно объявить победой. По извращённой системе взглядов, допустимо, выражаясь образно, "попробовать", а там уже как получится. Тем более, "на миру и смерть красна": что называется, приплыли – круг безумия почти замыкается, превращаясь в огненное кольцо расширенного суицида, когда и сами россияне гибнут, и кого угодно убить могут – и убивают. По сути, это клинический случай, возведённый в систему.
Мы стали свидетелями государственного безумия, разлитого по всей территории и пронизывающего население тотально. Вот это ментальное и духовное болото приходится брать в расчёт, прикидывая вероятности нападений со стороны рашистов. Есть, тем не менее, надежда на то, что инстинкт видового самосохранения всё же возобладает, что отбитых на всю голову рашистов – элементарно меньше, хоть они и громкие. Есть надежда на простую усталость населения от тех ролей, которые ему навязываются и в которые население играет, пусть и с временной убеждённостью.
